Процесс Лунного Зайца - Страница 27


К оглавлению

27

— Вероятно, вы имеете в виду сюжет «ритуалы Атлантиды», — сказал Лейв, — поясните, что показалось вам оскорбительным для нравственного чувства? Само событие дефлорации? Или то, что это событие происходит в непривычной для вас форме? Или то, что местом действия является культовое помещение некой религии?

— Все вместе!

— Извините, я не понял вашего ответа. Означают ли слова «все вместе», что на ваш взгляд, оскорбительно именно сочетание перечисленных мной элементов сюжета, а каждый из них в отдельности вы считаете нравственно допустимым?

— Нет!

— Тогда означает ли «все вместе», что вы считаете морально оскорбительным каждый из перечисленных мной элементов, независимо от наличия других?

— Да!

— Вы совершенно уверены в своем ответе?

— Да!

— Итак, — подытожил Лейв, — заявитель полагает, что событие дефлорации несовместимо со справедливыми требованиями морали. Я допускаю, что заявитель находится в неведении относительно способа, которым люди обычно пользуются для продолжения рода но…

Окончание его реплики заглушил дружный хохот в зале.

— К порядку! — сказал судья, ударив молоточком по столу, — заявитель, суд находит ваши ответы необдуманными и граничащими с неуважением к правосудию.

— Но ведь это совершенно недопустимо! — возразил Холлторп, — этот блуд на языческом капище!

Лейв повернулся к судье.

— Ваша честь, могу ли я считать данную реплику заявителя ответом на мой вопрос?

— Можете.

— В таком случае, мистер Холлторп, поясните, пожалуйста, какое действие или событие вы называете словом «блуд», и какое место вы определяете, как «языческое капище»?

Холлторп многозначительно поднял палец к потолку и, с некоторым пафосом, произнес:

— Это, вам, Ледфилд, нужен переводчик с человеческого языка. Вам, а не мне.

— Что ж, попробуем заняться интерпретацией, — с улыбкой сказал Лейв, — Если я переведу слово «блуд», как занятие любовью без регистрации брака, а словосочетание «языческое капище», как место для ритуалов религий, не связанных с библией, я не ошибусь?

— Ошибетесь. Та мерзость, которую вы называете «занятие любовью», не имеет к любви никакого отношения. Это ее противоположность, это низость и грязь…

— Пусть будет занятие сексом. Тогда вы согласитесь с моим переводом?

— Да!

— То есть, — продолжал Лейв, — если мужчина и женщина, не состоящие в браке, займутся сексом в месте, где совершаются ритуалы небиблейской религии, вы сочтете их действия несовместимыми со справедливыми требованиями морали?

— Да!

— Независимо от каких бы то ни было сопутствующих обстоятельств?

— Да! И если вы этого не понимаете, то вы…

— Ответ понятен, благодарю вас, — перебил Лейв и повернулся к судье, — ваша честь, могу ли я воспользоваться техническими средствами и продемонстрировать суду короткий видеоролик, относящийся к обсуждаемому вопросу? Он на этой флэш-карте.

— Пожалуйста, если считаете это необходимым… Прошу техническую службу выполнить демонстрацию записи, предоставленной мистером Ледфилдом.

Ролик был включен без звука, а Лейв начал комментировать.

— Вы видите на экране фрагмент новозеландской экранизации исторического романа Арно Бранда «Берег нашей свободы». Фильм признан лучшей антивоенной лентой прошлого года, удостоен приза зрительских симпатий и премии «Самая чистая любовь» открытого международного фестиваля кино. Фильм рассказывает о Саламинском морском сражении 480 года до н. э., в котором афиняне отстояли свободу и демократию. В центре сюжета не действия полководцев и политиков, а искалеченные войной жизни двух простых людей: младшего офицера флота и юной девушки из семьи ремесленника. Вы как раз видите их на экране. Эти двое случайно встретились на берегу, накануне выхода флота к острову Саламин. Ночь любви в храме Афродиты Киприды это последний подарок судьбы. Обоим не суждено пережить эту войну… Вообще, фильм очень грустный и…

— Тут что, фестиваль порнографии? — нервно перебил его Холлторп, — С какой стати вы показываете нам эту мерзость?

В ответ из середины зала громко прозвучала короткая реплика: «мудак».

— К порядку! — сказал судья, ударяя молоточком, — мистер Холлторп, суд не давал вам слова. Мистер Ледфилд, вы намерены сказать что-либо по существу, или будете читать нам лекции по киноискусству?

— Позвольте, ваша честь, задать вопрос заявителю… Мистер Холлторп, я правильно понял, что вы оцениваете только что показанный фрагмент, как порнографию и мерзость?

— Да!

— И вы считаете, что демонстрация этого фрагмента несовместима со справедливыми требованиями морали?

— Да!

— Но как вы объясните, что и весь фильм, и этот фрагмент заслужили симпатию зрителей? Ведь зрители это общество, а кто, как не общество, является носителем представлений о морали и справедливости?

— Общество развращено такими, как вы, Ледфилд! — заявил Холлторп, — оно отравлено теми помоями, которые каждый день льются с экранов! Общество приучили жить в мерзости, а блуд шлюхи с матросом считать образцом для подражания. «Самая чистая любовь», надо же… Из-за таких как вы, Ледфилд, общество погрязло в скотской похоти. А вы теперь ссылаетесь на одобрение этого общества, чтобы и дальше заколачивать деньги на людских пороках. От вас воняет, вы гниете заживо. Вы и те, кто смотрит ваши мерзкие фильмы, в которых люди совокупляются, как свиньи. Так что не говорите тут нам об одобрении общества, такое одобрение не оправдывает вас и вам подобных!

27