Процесс Лунного Зайца - Страница 75


К оглавлению

75

— Да. Я полагаю, что этот термин в данном случае наиболее…

— Стоп, стоп! — перебила она, — ты не в суде, так что не надо оправдываться.

— Я не оправдываюсь, а аргументирую свою позицию по…

— Стоп! Ты сейчас закрутишь мои мозги, и я снова не угадаю, а во всех TV-играх на эрудицию третья попытка считается последней… Так.

Оззи медленно повернулась по кругу, осматривая интерьер внимательным и цепким взглядом полицейского офицера, и вынесла заключение:

— По-моему, это результат какой-то денежной аферы.

— Точно! — Ледфилд похлопал в ладоши, — это результат кредитной аферы. В исходном архитектурном проекте, здесь боковое пространство технического чердака над линией квартир, но в проекте фирмы-застройщика в этом пространстве появляются маленькие условные квартирки. В проекте таунхауса не сто квартир по 100 квадратных метров, а двести квартир средней площадью 55 квадратных метров. Долгосрочный банковский кредит под застройку зависит и от площади, и от количества квартир. Под двести 55-метровых квартир кредит в полтора раза больше, чем под сто 100-метровых. Но, кроме того, 55-метровая квартира считается малогабаритной, ниже среднего класса, поэтому застройщик получает кредит в полтора раза больше, и под очень низкие проценты.

— Но ведь в итоге проданы сто 110-метровых квартир, — заметила Оззи, — и комитет по контролю за льготами должен был взять застройщика за задницу.

— Конечно! — воскликнул Ледфилд, — Если бы не одно «но». Застройщик неаккуратно составил экономический план, оказался под угрозой банкротства, и заявил об этом в комиссию по финансовому оздоровлению. Комиссия пригласила аккредитованного девелопера, и тот написал заключение, где было сказано: банкротства можно избежать, если провести перепланировку и продать сто 110-метровых двухуровневых квартир.

— Вот, черт… — задумчиво протянула Оззи, — и никто, вроде, не виноват…

Ледфилд отрицательно покачал головой.

— Виноват избиратель. Он проголосовал за кабинет, создавший эти социальные льготы, чтобы пилить деньги налогоплательщика. Ведь разницу между рыночным и льготным кредитом банку возмещает госбюджет, за счет налогов. Поскольку избиратель обычно является и налогоплательщиком, то он, в общем, сам себя наказал на эти деньги. По учению кришнаитов это называется: ухудшить свою политэкономическую карму.

— Ты имеешь отношение к кришнаитам? — удивилась она.

— В какой-то мере, да. Я был их адвокатом, когда здешний филиал FECRIS выдвинул против них обвинение в деструктивной псевдо-религиозной деятельности.

— Филиал чего? — переспросила Оззи.

— FECRIS, — повторил он, — это «Европейская федерация центров по исследованию и информированию о сектантстве». Они аккредитованы при Парламентской Ассамблее Евросоюза. А у нас они появились по старой памяти. Знаешь, иногда кто-то в Европе забывает, что мы полтораста лет назад перестали быть их колонией.

— Да, — она улыбнулась и кивнула, — это кое с кем случается. И как прошел процесс?

— Элементарно. Эмиссар истца рассказал суду, как кришнаиты насаждают среди своих адептов противоестественный образ жизни и принуждают к абсурдным взглядам на природу и общество. Я, в свою очередь, поинтересовался: выдвигала ли FECRIS те же обвинения по тем же основаниям против католицизма, протестантизма и ислама? Он ответил, что не видит для этого оснований. Я приобщил к делу парочку катехизисов и шариат, и занялся выборочным цитированием наиболее ярких мест.

Оззи тряхнула головой.

— Черт! Это, наверное, было веселое шоу!

— Кому как, — ответил Ледфилд, — Эмиссару было невесело, поскольку суд отказался прервать мое выступление, когда я заговорил о непорочном зачатии, о монашестве, о превращении хлеба и вина в мясо и кровь при литургии. Когда я перешел к раю, аду и спасению, эмиссар не смог сдержаться и поймал штраф за неуважение к суду. В итоге FECRIS был оштрафован за заведомо-ложный донос. А у меня теперь есть дисконт 50 процентов в том кафе, которое открыли кришнаиты на углу 34-й и 41-й улицы.

— Там хоть съедобно? — с подозрением, поинтересовалась Оззи.

— Да, и даже вкусно, если знаешь, что выбирать. Мы можем там позавтракать.

— Интересная мысль… А во сколько они открываются?

— Кажется, в 10 утра. А пока можно попить кофе с чем-нибудь. Не обязательно прямо сейчас. В смысле, это на твое усмотрение…

Она окинула взглядом фигуру Ледфилда, прикрытую только полотенцем на плече.

— По-моему, Лейв, разговоры о судебных спорах тебя сексуально возбуждают.

— Ну… — произнес он, — видимо, это нормально. Секс и здоровая агрессивность…

— А давай, без агрессивности, — предложила Оззи, — Нежно и ласково, как утреннее солнышко. Интересная идея, а?

— Я никогда не был утренним солнышком, — признался он, — Но здесь, в мансарде, существует специфически-романтичная аура…

— …Финансового авантюризма, — весело договорила она.

— При чем тут это? — возразил Ледфилд, — Мансарда это архетип! Художник и его прекрасная натурщица. Каждый дюйм ее тела выражает эротический призыв.

— О! — воскликнула Оззи, — Правда, выражает?

— Мне виднее, — авторитетно ответил он.

Эротический призыв (и адекватная реакция на него) действовали ярко, эффектно и длительно, так что второй (уже совместный поход под душ), завершился тогда, когда вполне можно было выдвигаться в сторону угла 34-й и 41-й улицы. Ледфилд нашел в своем гардеробе, футболку, куртку-ветровку и бриджи-бананы, которые пришлись примерно по размеру Оззи… А дальше — легкая прогулка до кафе «Гопи».

75